Неточные совпадения
Слуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаты, сладкоглазого
старика с сморщенными
губами, который чрезвычайно любил природу, особенно в летний день, когда, по его словам, «каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку…». Аркадий удалился.
— Лидию кадеты до того напугали, что она даже лес хотела продать, а вчера уже советовалась со мной, не купить ли ей Отрадное Турчаниновых? Скучно даме. Отрадное — хорошая усадьба! У меня — закладная на нее…
Старик Турчанинов умер в Ницце, наследник его где-то заблудился… — Вздохнула и, замолчав, поджала
губы так, точно собиралась свистнуть. Потом, утверждая какое-то решение, сказала...
Каждый раз, вызвав Клима,
старик расправлял усы, складывал лиловые
губы свои так, точно хотел свистнуть, несколько секунд разглядывал Клима через очки и наконец ласково спрашивал...
Кучер, благообразный, усатый
старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая
губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза смотрят различно.
По настоянию деда Акима Дронов вместе с Климом готовился в гимназию и на уроках Томилина обнаруживал тоже судорожную торопливость, Климу и она казалась жадностью. Спрашивая учителя или отвечая ему, Дронов говорил очень быстро и как-то так всасывая слова, точно они, горячие, жгли
губы его и язык. Клим несколько раз допытывался у товарища, навязанного ему Настоящим
Стариком...
Хотяинцев, закусив длинные
губы так, что подбородок высунулся — вперед и серое лицо его сморщилось, точно лицо
старика, выслушал новости, шумно вздохнул и сказал мрачно...
Когда же наставало не веселое событие, не обед, не соблазнительная закулисная драма, а затрогивались нервы жизни, слышался в ней громовой раскат, когда около него возникал важный вопрос, требовавший мысли или воли,
старик тупо недоумевал, впадал в беспокойное молчание и только учащенно жевал
губами.
Желто-смуглое, старческое лицо имело форму треугольника, основанием кверху, и покрыто было крупными морщинами. Крошечный нос на крошечном лице был совсем приплюснут;
губы, нетолстые, неширокие, были как будто раздавлены. Он казался каким-то юродивым
стариком, облысевшим, обеззубевшим, давно пережившим свой век и выжившим из ума. Всего замечательнее была голова: лысая, только покрытая редкими клочками шерсти, такими мелкими, что нельзя ухватиться за них двумя пальцами. «Как тебя зовут?» — спросил смотритель.
Старика передернуло от ее улыбки, и
губы его задрожали от благодарного плача.
Весь столь противный ему профиль
старика, весь отвисший кадык его, нос крючком, улыбающийся в сладостном ожидании,
губы его, все это ярко было освещено косым светом лампы слева из комнаты.
Старик вытянул свою темно-бурую, сморщенную шею, криво разинул посиневшие
губы, сиплым голосом произнес: «Заступись, государь!» — и снова стукнул лбом в землю. Молодой мужик тоже поклонился. Аркадий Павлыч с достоинством посмотрел на их затылки, закинул голову и расставил немного ноги.
К концу обеда Федор Михеич начал было «славить» хозяев и гостя, но Радилов взглянул на меня и попросил его замолчать;
старик провел рукой по
губам, заморгал глазами, поклонился и присел опять, но уже на самый край стула.
— Что за мерзость, — закричал граф, — вы позорите ваши медали! — И, полный благородного негодования, он прошел мимо, не взяв его просьбы.
Старик тихо поднялся, его стеклянный взгляд выражал ужас и помешательство, нижняя
губа дрожала, он что-то лепетал.
Матушка, дождавшись, покуда
старика кладут спать, и простившись с Настасьей, спешит в свою спальню. Там она наскоро раздевается и совсем разбитая бросается в постель. В сонной голове ее мелькает «миллион»;
губы бессознательно лепечут: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его…»
Когда же есаул поднял иконы, вдруг все лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на сторону, вместо карих, запрыгали зеленые очи,
губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копье, изо рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак —
старик.
Отца Симон принял довольно сухо. Прежнего страха точно и не бывало. Михей Зотыч только жевал
губами и не спрашивал, где невестка. Наталья Осиповна видела в окно, как подъехал
старик, и нарочно не выходила. Не велико кушанье, — подождет. Михей Зотыч сейчас же сообразил, что Симон находится в полном рабстве у старой жены, и захотел ее проучить.
Старик пожевал
губами, посмотрел на сына прищуренными глазами и совершенно спокойно проговорил...
Наступила неловкая пауза.
Старик присел к письменному столу и беззвучно жевал
губами. Его веки закрепились точно у засыпающего человека. Галактион понимал, что все предыдущее было только вступлением к чему-то.
Старик мало изменился за эти три года, и Галактион в первую минуту немного смутился каким-то детским, привычным к повиновению, чувством. Михей Зотыч так же жевал
губами, моргал красными веками и имел такой же загадочный вид.
А Григорий Иванович молчал. Черные очки его смотрели прямо в стену дома, в окно, в лицо встречного; насквозь прокрашенная рука тихонько поглаживала широкую бороду,
губы его были плотно сжаты. Я часто видел его, но никогда не слыхал ни звука из этих сомкнутых уст, и молчание
старика мучительно давило меня. Я не мог подойти к нему, никогда не подходил, а напротив, завидя его, бежал домой и говорил бабушке...
Старик поднялся, негодуя,
По сжатым
губам, по морщинам чела
Ходили зловещие тени…
Старик был несколько бледен,
губы его иногда слегка вздрагивали, руки как бы не могли найти спокойного места.
Коля вырвался, схватил сам генерала за плечи и как помешанный смотрел на него.
Старик побагровел,
губы его посинели, мелкие судороги пробегали еще по лицу. Вдруг он склонился и начал тихо падать на руку Коли.
Лаврецкий вошел в комнату и опустился на стул;
старик остановился перед ним, запахнув полы своего пестрого, дряхлого халата, ежась и жуя
губами.
Зыков чувствовал, что недаром Кишкин распинается перед ним и про старину болтает «неподобное», а поэтому молчал, плотно сжав
губы. Крепкий
старик не любил пустых разговоров.
Лицо у Гермогена быстро заплывало багровою опухолью, верхняя
губа оказалась рассеченной, но
старик пересилил себя, улыбнулся и проговорил...
Положение Татьяны в семье было очень тяжелое. Это было всем хорошо известно, но каждый смотрел на это, как на что-то неизбежное. Макар пьянствовал, Макар походя бил жену, Макар вообще безобразничал, но где дело касалось жены — вся семья молчала и делала вид, что ничего не видит и не слышит. Особенно фальшивили в этом случае
старики, подставлявшие несчастную бабу под обух своими руками. Когда соседки начинали приставать к Палагее, она подбирала строго
губы и всегда отвечала одно и то же...
Подали коньяк.
Старик машинально взял рюмку, но руки его тряслись, и, прежде чем он донес ее к
губам, он расплескал половину и, не выпив ни капли, поставил ее обратно на поднос.
— Не хочу, потому что вы злой. Да, злой, злой, — прибавила она, подымая голову и садясь на постели против
старика. — Я сама злая, и злее всех, но вы еще злее меня!.. — Говоря это, Нелли побледнела, глаза ее засверкали; даже дрожавшие
губы ее побледнели и искривились от прилива какого-то сильного ощущения.
Старик в недоумении смотрел на нее.
Смотрим: невдалеке от дороги, у развалившихся ворот, от которых остались одни покосившиеся набок столбы, стоит
старик в засаленном стеганом архалуке, из которого местами торчит вата, и держит руку щитком над глазами, всматриваясь в нас. На голове у него теплый картуз, щеки и
губы обвисли, борода не брита, жидкие волосы развеваются по ветру; в левой руке березовая палка, которую он тщетно старается установить.
Старец Асаф, к которому я пристал, подлинно чудный человек был. В то время, как я в лесах поселился, ему было, почитай, более ста лет, а на вид и шестидесяти никто бы не сказал: такой он был крепкий, словоохотный, разумный
старик. Лицом он был чист и румян; волосы на голове имел мягкие, белые, словно снег, и не больно длинные; глаза голубые, взор ласковый, веселый, а
губы самые приятные.
Старик Крутицын глубоко изменился, и я полагаю, что перемена эта произошла в нем именно вследствие постигшего его горя! Он погнулся, волочил ногами и часто вздрагивал; лицо осунулось, глаза впали и были мутны; волосы в беспорядке торчали во все стороны; нижняя
губа слегка обвисла и дрожала.
— Я… за рыбой… — бормотал Александр, едва шевеля
губами. Зубы у него стучали один о другой.
Старик был вовсе не страшен, но Александр, как и всякий вор, пойманный на деле, дрожал, как в лихорадке.
Старик замолчал и осторожно потянул
губами черное вино.
Слушал я
старика, а все одна думушка в голове: эх, была не была! Да и давай ему описывать его зимовник тех времен вплоть до обстановки комнат, погреба с вином, и даже о здоровье жены Анны Степановны спросил. С растущим удивлением он смотрел на меня и шевелил беззвучно
губами — будто слово не выходило, а сказать что-то очень хотелось.
Очищенный поник головой и умолк. Мысль, что он в 1830 году остался сиротой, видимо, подавляла его. Слез, правда, не было видно, но в
губах замечалось нервное подергивание, как у человека, которому инстинкт подсказывает, что в таких обстоятельствах только рюмка горькой английской может принести облегчение. И действительно, как только желание его было удовлетворено, так тотчас же почтенный
старик успокоился и продолжал...
Расправив бороду желтой рукой, обнажив масленые
губы,
старик рассказывает о жизни богатых купцов: о торговых удачах, о кутежах, о болезнях, свадьбах, об изменах жен и мужей. Он печет эти жирные рассказы быстро и ловко, как хорошая кухарка блины, и поливает их шипящим смехом. Кругленькое лицо приказчика буреет от зависти и восторга, глаза подернуты мечтательной дымкой; вздыхая, он жалобно говорит...
Протопоп, слушавший начало этих речей Николая Афанасьича в серьезном, почти близком к безучастию покое, при последней части рассказа, касающейся отношений к нему прихода, вдруг усилил внимание, и когда карлик, оглянувшись по сторонам и понизив голос, стал рассказывать, как они написали и подписали мирскую просьбу и как он, Николай Афанасьевич, взял ее из рук Ахиллы и «скрыл на своей груди»,
старик вдруг задергал судорожно нижнею
губой и произнес...
За ужином Термосесов, оставив дам, подступил поближе к мужчинам и выпил со всеми. И выпил как должно, изрядно, но не охмелел, и тут же внезапно сблизился с Ахиллой, с Дарьяновым и с отцом Захарией. Он заговаривал не раз и с Туберозовым, но
старик не очень поддавался на сближение. Зато Ахилла после часовой или получасовой беседы, ко всеобщему для присутствующих удивлению, неожиданно перешел с Термосесовым на «ты», жал ему руку, целовал его толстую
губу и даже сделал из его фамилии кличку.
Это был
старик с худощавым лицом, сильно впавшими щеками, тонкими
губами и острым проницательным взглядом.
Вскоре после этого он исчез из города: по жалобе обывателей его послали в дальний монастырь на послушание за беспутную и пьянственную жизнь. Матвей плакал, узнав об этом;
старик Кожемякин, презрительно оттопыривая
губу, ворчал и ругался...
Старик приподнял глаза к потолку, борода его затряслась,
губа отвисла, и, вздохнув, он прошептал...
Он снова навалился на плечо гостя, щурясь, выжимая слёзы, отыскивая глаза его мутным, полуслепым взглядом; дряблые
губы дрожали, маленький язык шевелился по-змеиному быстро, и
старик шептал...
Матвей видел его тяжёлый, подозрительный взгляд и напряжённо искал, что сказать
старику, а тот сел на скамью, широко расставив голые ноги, распустил сердито надутые
губы в улыбку и спросил...
В это время к нам вышел сам закатившийся
старик наш. Лицо его было подобно лицу Печорина:
губы улыбались, но глаза смотрели мрачно; по-видимому, он весело потирал руками, но в этом потиранье замечалось что-то такое, что вот, казалось, так и сдерет с себя человек кожу с живого.
Поздравив меня с высоким саном и дозволив поцеловать себя в плечо (причем я, вследствие волнения чувств, так крепко нажимал
губами, что даже князь это заметил), он сказал: „Я знаю,
старик (я и тогда уже был оным), что ты смиренномудрен и предан, но главное, об чем я тебя прошу и даже приказываю, — это: обрати внимание на возрастающие успехи вольномыслия!“ С тех пор слова сии столь глубоко запечатлелись в моем сердце, что я и ныне, как живого, представляю себе этого сановника, высокого и статного мужчину, серьезно и важно предостерегающего меня против вольномыслия!
Старик взял его обеими толстыми руками за голову, поцеловал три раза мокрыми усами и
губами и заплакал.
То был малый лет шестнадцати, с широким румяным добродушным лицом и толстыми
губами. Нельзя было не заметить, однако ж, что
губы его на этот раз изменяли своему назначению: они не смеялись. И вообще во всей наружности парня проглядывало выражение какой-то озабоченности, вовсе ему не свойственной; он не отрывал глаз от
старика, как словно ждал от него чего-то особенного.
Лицо ее, покрытое зеленоватою бледностию, было недвижно; раскрыв побелевшие
губы, вытянув шею, она смотрела сухими глазами, полными замешательства, в угол, где сидели
старики.
Глеб был в самом деле страшен в эту минуту: серые сухие кудри его ходили на макушке, как будто их раздувал ветер; зрачки его сверкали в налитых кровью белках; ноздри и побелевшие
губы судорожно вздрагивали; высокий лоб и щеки
старика были покрыты бледно-зелеными полосами; грудь его колыхалась из-под рубашки, как взволнованная река, разбивающая вешний лед.